Но мне хочется верить, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды, Я, конечно, вернусь весь в друзьях и мечтах, Я, конечно, приду, не пройдет и полгода.
— Что такое «сжигать корабли?» — Галя плакала и утирала слезы.
— Тоже самое, что и мосты, — объяснила я. — Сожгли — и нельзя вернуться обратно. Но мосты сжигают, чтобы до вас не добрались, а корабли… Вы сожгли и сами больше не можете вернуться.
Потом начались конкурсы, терпеть их не могла, но на этот раз стоять у стенки не было позволено: Костик занял их все вместе с Дашкой, они обнимались… вернее, Дашка изображала из себя недотрогу, а Костик следовал за ней, словно она — единственная любовь его жизни.
Сказали выбрать себе партнера для участия, я оглядела зал и вдруг заметила, что все, ВСЕ… на меня смотрят и, более того, у каждого словно замирает сердце при мысли, что выберу его. Единственный, у кого не замирало, это Вадик. Он полгода таскался за Дашкой в надежде, что та ответит ему взаимностью, поэтому сейчас тоже нуждался в поддержке.
— Пошли! — сказала я Вадику и протянула руку.
У нас неплохо получалось, мы изображали пантомиму под какую-то песню, танцевали на газете, каждый раз сворачивая ее вдвое, но я продолжала замечать всеобщее ко мне внимание, и нет, не потому что была у всех на виду, на виду были и другие пары, я наблюдала словно бы… восхищение…
В один момент я почувствовала, как чего-то не хватает. Хотела отмахнуться от ощущения, но оно усиливалось и заставляло разбираться. Я оглядела зал в поиска ответа и заметила, что Геры нет. Осмотрела ещё раз, но его действительно не было. Пустота и безразличие вдруг охватили меня, я почувствовала ненужность происходящего, и это тем более странно, что с момента встречи с Герой, я о нем ни разу не вспомнила.
Под конец пришли Рома и Антон. Антон в лагере напускал на себя столько холода, а теперь рассыпался в комплиментах.
Антон. Смотрела на него. Я что, все это время тебе… нравилась?
Но и это казалось ненужным, я четко ощущала обреченность, и, когда Антон нарисовал мне схему, как добраться до его общежития в Москве: метро, электричка, пешком, свернуть, найти, я точно знала, что это никогда не произойдет. Ведь даже при условии, что это осилю, и на электричку сяду, и общежитие найду, в тот счастливый миг моего прибытия… Антона не окажется на месте. Я ведь и до Саши не могла добраться, а он… не так далеко.
— Громов! — позвала я. — Пошли сфотографируемся. На память.
Громов словно кол проглотил и тоже, как Антон в лагере, напустил столько холода, натягивая попеременно то маску надменности, то равнодушия.
На вокзал меня провожала целая орава, половину из которой я не знала вовсе. Люба и Дашка собирались ехать на следующий день, мне же было невыносимо оставаться в этом городе. Костик с Дашкой приперлись и на вокзал. Казалось бы, если так любите друг друга, будьте наедине! Гуляйте по городу, встречайте рассветы, наслаждайтесь белыми ночами! Зачем я вам? Но они стояли у окна вагона до самого отхода поезда, заставляя меня не расслабляться и выдерживать всё до конца.
Я держалась из последних сил, стараясь, чтобы глаза не выглядели грустными, но, кажется, это не особо получалась, и сколько бы ни улыбалась, ни смеялась над чужими шутками, Громов все равно их видел.
Поезд тронулся, парни пробежались по перрону, потом исчезли. Я смотрела в окно, чувствуя, что вот-вот заплачу, окружающие подумают, это из-за прощания с друзьями, а я… а я не знала почему.
* * *
Гера… На следующее утро после встречи рассвета он подошел ко мне как ни в чем не бывало и попросил обменяться пленками. Ту, первую, которая у него, он отдаст мне, а последнюю заберет себе.
«Мы же цивилизованные люди, — словно бы говорил он. — Из-за того, что расстались, не будем строить друг другу козни».
Да, Гера, не будем. Мы все сделаем так, как тебе выгодно.
Удивительно, но на пляже, куда отряд направился после, не оказалось ни Марины, ни физрука. Я сидела одна, смотрела на море, а Гера смотрел на меня.
А ты в курсе, что я тебя не прощу? Разговаривала с ним молча. Ты понимаешь, что такое «никогда»?
Потом поднялась, направляясь плавать, зашла в море и вдруг по радио услышала «Wonderful life».
And dreams hang in the air, Gulls in the sky and in my blue eyes You know it feels unfair. There’s magic everywhere.[39]
Я вдруг ощутила себя не на пляже, хотя и на нем тоже, а одновременно где-то ещё… Чувство было настолько сильным, но при этом непостижимым, что описать его могла только как двоякий образ: ощущаю себя здесь через себя и одновременно вижу будто бы сверху… Я видела своими глазами море, пляж, мелкие волны, набегающие на ракушки и песок, и тут же… словно подернутое пеленой, слегка нечеткое ТО ЖЕ САМОЕ… только откуда-то не из этого времени.
Вечность?
Если бы вам удалось однажды уловить ощущение вечности, вы бы поняли, как она предстает. Словно наложенные друг на друга фотографии, сделанные с разницей в секунду, повторяющиеся в целом, но имеющие разные контуры. Я видела размытие этих контуров.
Чей этот взгляд из вечности? И тоже… будто бы мой.
Гера продолжал смотреть на меня, замечая странные изменения в лице. Я вышла из моря, села на берегу и поняла, что нашла то, что искала. Вспоминая самое начало, как садилась в поезд, как не узнала Геру, его ухаживания, охлаждения и, наконец, кульминация, развязка, я видела, что это настоящий роман, история с четким началом и концом, которую суждено написать.
Ощущение восторга, безграничного счастья, наполненности. Хотелось вскочить и побежать в корпус записывать роман, пока воспоминания ещё живы. Я еле сдерживала себя, ощущая, что глаза мои горят иным светом.
